Неточные совпадения
Клим и Дронов сняли ее, поставили на землю, но она, охнув, повалилась, точно кукла,
мальчики едва успели поддержать ее. Когда они повели ее домой, Лидия
рассказала, что упала она не перелезая через забор, а пытаясь влезть по водосточной трубе в окно комнаты Игоря.
— Я говорю ей: ты еще девчонка, —
рассказывал Дронов
мальчикам. — И ему тоже говорю… Ну, ему, конечно, интересно; всякому интересно, когда в него влюбляются.
Дронов не возразил ему. Клим понимал, что Дронов выдумывает, но он так убедительно спокойно
рассказывал о своих видениях, что Клим чувствовал желание принять ложь как правду. В конце концов Клим не мог понять, как именно относится он к этому
мальчику, который все сильнее и привлекал и отталкивал его.
Спивак, идя по дорожке, присматриваясь к кустам, стала
рассказывать о Корвине тем тоном, каким говорят, думая совершенно о другом, или для того, чтоб не думать. Клим узнал, что Корвина, больного, без сознания, подобрал в поле приказчик отца Спивак; привез его в усадьбу, и
мальчик рассказал, что он был поводырем слепых; один из них, называвший себя его дядей, был не совсем слепой, обращался с ним жестоко,
мальчик убежал от него, спрятался в лесу и заболел, отравившись чем-то или от голода.
— Про аиста и капусту выдумано, — говорила она. — Это потому говорят, что детей родить стыдятся, а все-таки родят их мамы, так же как кошки, я это видела, и мне
рассказывала Павля. Когда у меня вырастут груди, как у мамы и Павли, я тоже буду родить —
мальчика и девочку, таких, как я и ты. Родить — нужно, а то будут все одни и те же люди, а потом они умрут и уж никого не будет. Тогда помрут и кошки и курицы, — кто же накормит их? Павля говорит, что бог запрещает родить только монашенкам и гимназисткам.
Самгину было трудно с ним, но он хотел смягчить отношение матери к себе и думал, что достигнет этого, играя с сыном, а
мальчик видел в нем человека, которому нужно
рассказать обо всем, что есть на свете.
Отец
рассказывал лучше бабушки и всегда что-то такое, чего
мальчик не замечал за собой, не чувствовал в себе. Иногда Климу даже казалось, что отец сам выдумал слова и поступки, о которых говорит, выдумал для того, чтоб похвастаться сыном, как он хвастался изумительной точностью хода своих часов, своим умением играть в карты и многим другим.
Она редко и не очень охотно соглашалась на это и уже не
рассказывала Климу о боге, кошках, о подругах, а задумчиво слушала его рассказы о гимназии, суждения об учителях и
мальчиках, о прочитанных им книгах. Когда Клим объявил ей новость, что он не верит в бога, она сказала небрежно...
— Чего вы так испугались, хорошенький
мальчик?» (Так все это потом и
рассказывали.)
Дело велось точно так же, как и вчерашнее, со всем арсеналом доказательств, улик, свидетелей, присяги их, допросов, экспертов и перекрестных вопросов. Свидетель-городовой на вопросы председателя, обвинителя, защитника безжизненно отрубал: «так точно-с», «не могу знать» и опять «так точно»…, но, несмотря на его солдатское одурение и машинообразность, видно было, что он жалел
мальчика и неохотно
рассказывал о своей поимке.
Но повитуха, принимавшая на деревне у больной женщины, заразила Катюшу родильной горячкой, и ребенка,
мальчика, отправили в воспитательный дом, где ребенок, как
рассказывала возившая его старуха, тотчас же по приезде умер.
— Очень рад вас видеть, мы были старые знакомые и друзья с вашей матушкой. Видал вас
мальчиком и офицером потом. Ну, садитесь,
расскажите, чем могу вам служить. Да, да, — говорил он, покачивая стриженой седой головой в то время, как Нехлюдов
рассказывал историю Федосьи. — Говорите, говорите, я всё понял; да, да, это в самом деле трогательно. Что же, вы подали прошение?
Он пришел, а я ему вдруг
рассказала про
мальчика и про компот, все
рассказала, все, и сказала, что «это хорошо».
Он уже успел вполне войти в тон, хотя, впрочем, был и в некотором беспокойстве: он чувствовал, что находится в большом возбуждении и что о гусе, например,
рассказал слишком уж от всего сердца, а между тем Алеша молчал все время рассказа и был серьезен, и вот самолюбивому
мальчику мало-помалу начало уже скрести по сердцу: «Не оттого ли де он молчит, что меня презирает, думая, что я его похвалы ищу?
В Мите кипела досада. Он пристально посмотрел на «
мальчика» и мрачно и злобно усмехнулся. Дело в том, что ему все стыднее и стыднее становилось за то, что он сейчас так искренно и с такими излияниями
рассказал «таким людям» историю своей ревности.
Этот Смуров, если не забыл читатель, был один из той группы
мальчиков, которые два месяца тому назад кидали камнями через канаву в Илюшу и который
рассказывал тогда про Илюшу Алеше Карамазову.
Сам Иван
рассказывал потом, что все произошло, так сказать, от «пылкости к добрым делам» Ефима Петровича, увлекшегося идеей, что гениальных способностей
мальчик должен и воспитываться у гениального воспитателя.
Безучастная строгость устремленных пристально на него, во время рассказа, взглядов следователя и особенно прокурора смутила его наконец довольно сильно: «Этот
мальчик Николай Парфенович, с которым я еще всего только несколько дней тому говорил глупости про женщин, и этот больной прокурор не стоят того, чтоб я им это
рассказывал, — грустно мелькнуло у него в уме, — позор!
Возвращаясь же в комнату, начинал обыкновенно чем-нибудь развлекать и утешать своего дорогого
мальчика,
рассказывал ему сказки, смешные анекдоты или представлял из себя разных смешных людей, которых ему удавалось встречать, даже подражал животным, как они смешно воют или кричат.
Подгоняемая шестами, лодка наша хорошо шла по течению. Через 5 км мы достигли железнодорожного моста и остановились на отдых. Дерсу
рассказал, что в этих местах он бывал еще
мальчиком с отцом, они приходили сюда на охоту за козами. Про железную дорогу он слышал от китайцев, но никогда ее раньше не видел.
— Папенька, погодите, я всё
расскажу. Сестрица Марья Кириловна велела мне сбегать к дубу и положить кольцо в дупло, я и сбегал и положил кольцо, а этот скверный
мальчик…
— Постойте, папенька, я всё вам
расскажу. Я сегодня бегал по двору, а сестрица Марья Кириловна открыла окошко, и я подбежал, и сестрица не нарочно уронила кольцо, и я спрятал его в дупло, и — и… этот рыжий
мальчик хотел кольцо украсть…
Исправник, ожидавший грозного разбойника, был изумлен, увидев 13-летнего
мальчика, довольно слабой наружности. Он с недоумением обратился к Кирилу Петровичу и ждал объяснения. Кирила Петрович стал тут же
рассказывать утреннее происшествие, не упоминая, однакож, о Марье Кириловне.
Обед был большой. Мне пришлось сидеть возле генерала Раевского, брата жены Орлова. Раевский был тоже в опале с 14 декабря; сын знаменитого Н. Н. Раевского, он
мальчиком четырнадцати лет находился с своим братом под Бородином возле отца; впоследствии он умер от ран на Кавказе. Я
рассказал ему об Огареве и спросил, может ли и захочет ли Орлов что-нибудь сделать.
Я забыл сказать, что «Вертер» меня занимал почти столько же, как «Свадьба Фигаро»; половины романа я не понимал и пропускал, торопясь скорее до страшной развязки, тут я плакал как сумасшедший. В 1839 году «Вертер» попался мне случайно под руки, это было во Владимире; я
рассказал моей жене, как я
мальчиком плакал, и стал ей читать последние письма… и когда дошел до того же места, слезы полились из глаз, и я должен был остановиться.
Один пустой
мальчик, допрашиваемый своею матерью о маловской истории под угрозою прута,
рассказал ей кое-что. Нежная мать — аристократка и княгиня — бросилась к ректору и передала донос сына как доказательство его раскаяния. Мы узнали это и мучили его до того, что он не остался до окончания курса.
Акимушка
рассказал мне однажды о необыкновенном событии, происшедшем с ним, когда он был
мальчиком.
Всякое неприятное чувство к незнакомому мальчишке в нас мгновенно испарилось, сменившись острой жалостью. Мы
рассказали об этом происшествии матери и отцу, думая, что и на этот раз опять последует вмешательство, как и в деле Мамерта. Но отец объяснил нам, что
мальчик — казачок принадлежит незнакомым людям, приехавшим погостить к нашим соседям, и что тут ничего сделать невозможно…
Я
рассказал о трех
мальчиках, о том, как полковник прогнал меня со двора, — она обняла меня крепко.
Иногда он неожиданно говорил мне слова, которые так и остались со мною на всю жизнь.
Рассказываю я ему о враге моем Клюшникове, бойце из Новой улицы, толстом большеголовом
мальчике, которого ни я не мог одолеть в бою, ни он меня. Хорошее Дело внимательно выслушал горести мои и сказал...
Я много
рассказывал им и про бабушку; старший
мальчик сказал однажды, вздохнув глубоко...
— Нельзя тебе знать! — ответила она угрюмо, но все-таки
рассказала кратко: был у этой женщины муж, чиновник Воронов, захотелось ему получить другой, высокий чин, он и продал жену начальнику своему, а тот ее увез куда-то, и два года она дома не жила. А когда воротилась — дети ее,
мальчик и девочка, померли уже, муж — проиграл казенные деньги и сидел в тюрьме. И вот с горя женщина начала пить, гулять, буянить. Каждый праздник к вечеру ее забирает полиция…
В заключение речи о тетереве я
расскажу удивительный случай, которого был самовидцем, еще будучи
мальчиком. Сидел я однажды в шалаше с старым охотником, который крыл тетеревов шатром. Тетерева уже подходили, и старик, держа в руке веревку, чтоб уронить шатер, когда подойдет тетеревов побольше, смотрел в отверстие, а я глядел в скважину, которую проковырял пальцами.
Со всем возможным сочувствием, к какому только был способен, князь
рассказал всё дело, восстановив факты в полной точности, и поразил бедного
мальчика как громом.
Когда его жена уходила на платформу освежиться, он
рассказывал такие вещи, от которых генерал расплывался в блаженную улыбку, помещик ржал, колыхая черноземным животом, а подпоручик, только год выпущенный из училища, безусый
мальчик, едва сдерживая смех и любопытство, отворачивался в сторону, чтобы соседи, не видели, что он краснеет.
Время проходит. Исправно
Учится
мальчик всему —
Знает историю славно
(Лет уже десять ему),
Бойко на карте покажет
И Петербург, и Читу,
Лучше большого
расскажетМногое в русском быту.
Глупых и злых ненавидит,
Бедным желает добра,
Помнит, что слышит и видит…
Дед примечает: пора!
Сам же он часто хворает,
Стал ему нужен костыль…
Скоро уж, скоро узнает
Саша печальную быль…
«Я встала и не хотела с ним говорить, —
рассказывала Нелли, — я его очень боялась; он начал говорить про Бубнову, как она теперь сердится, что она уж не смеет меня теперь взять, и начал вас хвалить; сказал, что он с вами большой друг и вас маленьким
мальчиком знал.
— Мама! Мама! Ах, как хорошо тут, мама! — кричит ей
мальчик и опять целуется с детьми, и хочется ему
рассказать им поскорее про тех куколок за стеклом. — Кто вы,
мальчики? Кто вы, девочки? — спрашивает он, смеясь и любя их.
— Отпустите
мальчика, — повторил Тыбурций, и его широкая ладонь любовно погладила мою опущенную голову. — Вы ничего не добьетесь от него угрозами, а между тем я охотно
расскажу вам все, что вы желаете знать… Выйдем, пан судья, в другую комнату.
— А вот позвольте мне
рассказать, как меня в
мальчиках били, — говаривал он мне, — поступил я с десяти лет в ученье и с первой же, можно сказать, минуты начал терпеть.
Тому и другому пришлось оставить сотрудничество после следующего случая: П.И. Кичеев встретил в театре репортера «Русского курьера», которому он не раз давал сведения для газеты, и
рассказал ему, что сегодня лопнул самый большой колокол в Страстном монастыре, но это стараются скрыть, и второе, что вчера на Бронной у модистки родились близнецы, сросшиеся между собою спинами,
мальчик и девочка, и оба живы-здоровы, и врачи определили, что они будут жить.
— А я вдобавок к падению господина Тулузова покажу вам еще один документик, который я отыскал. — И доктор показал Егору Егорычу гимназическую копию с билета Тулузова. — Помните ли вы, — продолжал он, пока Егор Егорыч читал билет, — что я вам, только что еще тогда приехав в Кузьмищево,
рассказывал, что у нас там, в этой дичи, убит был
мальчик, которого имя, отчество и фамилию, как теперь оказывается, носит претендент на должность попечителя детей и юношей!
Помню, как однажды один разбойник, хмельной (в каторге иногда можно было напиться), начал
рассказывать, как он зарезал пятилетнего
мальчика, как он обманул его сначала игрушкой, завел куда-то в пустой сарай, да там и зарезал.
Со всех сторон до Хрипача доносились слухи о подвигах Передонова. Сегодня утром ему
рассказали о вчерашнем происшествии в клубе. Вчера же после уроков к нему явился Володя Бультяков, на-днях наказанный своею хозяйкою по жалобе от Передонова. Опасаясь вторичного посещения его с такими же последствиями,
мальчик пожаловался директору.
Мальчики пришли смело, они думали, что их подозревают по прежним шалостям. Авдеев, унылый, длинный старик, был, наоборот, вполне уверен, что его сыновья опять сделали какую-нибудь пакость. Исправник
рассказал Авдееву, в чем обвиняются его сыновья. Авдеев промолвил...
А за чаем дружба окрепла:
мальчик воодушевлённо
рассказывал взрослому о Робинзоне, взрослый, по-детски увлечённый простой и чудесной историей, выслушал её с великим интересом и попросил...
В это время известная нам Афросинья Андревна, от которой он менее скрывал свое беспокойство, состоявшее существенно в том, что невестка опять родит дочь,
рассказала как-то ему, что проезжая через Москву, ездила она помолиться богу к Троице, к великому угоднику Сергию, и слышала там, что какая-то одна знатная госпожа, у которой все родились дочери, дала обещание назвать первого своего ребенка, если он будет
мальчик, Сергием, и что точно, через год, у нее родился сын Сергий.
Он как
мальчик радовался и не мог удержаться, чтобы не
рассказать Ванюше не только то, что он подарил лошадь Луке, но и зачем подарил, и всю свою новую теорию счастья.
А тут, лишь только увидят мое белое платье, бегут ко мне крестьянские
мальчики, приносят мне землянику,
рассказывают всякий вздор; и я слушаю их, и мне не скучно.
Мальчики, перебивая друг дружку,
рассказали повесть первых своих неудач на мореходном поприще; оба просили дедушку перевезти их на ту сторону.